Объяснение главных песнопений Рождества Христова — жемчужин церковной поэзии

Тропарь, глас 4:
Рождество́ Твое́, Христе́ Бо́же наш, / возсия́ ми́рови свет ра́зума, / в не́м бо звезда́м служа́щии/ звездо́ю уча́хуся, / Тебе́ кла́нятися Со́лнцу пра́вды / и Тебе́ ве́дети с высоты́ Восто́ка. / Го́споди, сла́ва Тебе́!

Начинается праздничный тропарь пояснением — в Рождестве Христовом для всего мира воссиял или открылся свет разума (т. е. знания, понимания, смысла).

«В нем бо звездам служащии» — речь идет о волхвах, персидских мудрецах, которые, по преданию, были астрологами и, изучая звезды, увидели на востоке одну особенную – Вифлеемскую. Им было открыто, что она свидетельствует о рождении Царя Иудейского, ожидаемого Мессии.

И наученные звездой, они поняли, Кому следует поклониться, оттого и отправились в путь, о чем свидетельствую следующие строки — «звездою учахуся Тебе кланятися Солнцу правды и Тебе ведети с высоты Востока».

Фраза «Солнце правды» отсылает нас к Книге пророка Малахии: «А для вас, благоговеющие пред именем Моим, взойдет Солнце правды и исцеление в лучах Его» (Мал.  4:2). Это место всегда однозначно толковалось как пророчество о Мессии. Иисус Христос Сам говорит о Себе: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8:12).

«Востоком с высоты» называли Господа Иисуса Христа еще древние пророки задолго до Его пришествия, так воспел его и праведный Захария, отец Иоанна Предтечи: «Посетил нас Восток свыше, просветить сидящих во тьме и тени смертной, направить ноги наши на путь мира» (Лк. 1, 78–79). 

 Восток здесь — не название стороны света, а солнечный восход — Восходящее Солнце, Господь Иисус Христос. Обратите внимание на сочетание противоположных смыслов в самом выражении с высоты́ Восто́ка (Восток свыше): обычное, земное солнце восходит снизу вверх (вос-ток, вос-ход), а Солнце Правды, Христос, сходит с высоты́ (свыше).

И вот Господь с непостижимой небесной высоты сошёл к людям и стал Человеком. «Господи, слава Тебе!»

Кондак, глас 3:
Де́ва днесь Пресу́щественнаго ражда́ет, / и земля́ верте́п Непристу́пному прино́сит; / Ангели с па́стырьми славосло́вят, / волсви́ же со звездо́ю путеше́ствуют: / нас бо ра́ди роди́ся / Отроча́ мла́до, преве́чный Бог.

 Кондак Рождества Христова построен на парадоксально сведенных воедино противоположностей:

  • Дева — но рождает; рождает сегодня (днесь) — Того, Кто существовал всегда (Пресу́щественнаго);
  • Он Неприступный — но земля приносит Ему дары; приносит Богу и Владыке не храм и не дворец — а пещеру (вертеп);
  • Ангелы Его славословят заодно с простыми пастухами (пастырьми);
  • люди (волхвы) путешествуют вместе со звездой;
  • и всё потому, что ради нас, людей, — родился Сам Бог;
  • Он и маленький Младенец — и всегда существовавший, преве́́чный Бог.

Этот кондак — творение преподобного Романа Сладкопевца. В житии святого повествуется, что в юности, когда он благоговейно прислуживал в константинопольском Софийском соборе, он был косноязычен и полностью лишен музыкального слуха. Клирики храма решили подшутить над его недостатками и однажды, в навечерие праздника Рождества Христова, когда в храме был сам император, вытолкнули его на возвышение в центре храма, где должен был воспевать главный певец.

Бедный Роман не мог издать не звука и посрамленным убежал с кафедры. В слезах он пал ниц пред иконою Пресвятой Богородицы и после долгой молитвы с трудом дошел домой и забылся сном. Во сне ему явилась Пресвятая Богородица, держа в руке книжный свиток — конда́к, и тихо сказала: «Открой уста!». Когда Роман открыл уста свои, Пречистая Дева вложила в них свиток и повелела съесть его. Тотчас после этого Роман проснулся, ощущая неизъяснимую сладость,— и почувствовал, что ум его открылся к уразумению Писаний.

Наступил час всенощного бдения и когда нужно было воспеть песнопение в честь праздника, Роман сам взошел на кафедру посреди собора и воспел те слова, которые много столетий с тех пор радостно воспевает Церковь: «Дева днесь Пресущественнаго раждает…»

Задостойник:
Припев: Велича́й, душе́  моя́, Честне́йшую и Сла́внейшую го́рних во́инств Де́ву Пречи́стую Богоро́дицу.
Ирмос 9-й песни 2-го канона: Люби́ти у́бо нам, я́ко безбе́дное стра́хом, удо́бее молча́ние: любо́вию же, Де́во, пе́сни тка́ти спротяже́нно сложе́нныя неудо́бно есть; но и, Ма́ти, си́лу, ели́ко есть произволе́ние, даждь.

 Задостойник Рождества Христова — одна из жемчужин церковной поэзии: он настолько изыскан по форме и богат содержанием, что перевести или объяснить его не просто. Он является творением св. Иоанна Дамаскина; этот канон написан в строго ритмической форме, что вызывает порой необычный порядок слов.

«Люби́ти у́бо нам, я́ко безбе́́дное стра́хом, удо́бее молча́ние» — Славянское слово безбе́́дное в выражении безбе́́дное стра́хом означает «не несущее беды»; в греческом оригинале буквально «безопасное от страха». Смысл выражения: нам проще любить молчание (и придерживаться его), как не навлекающее никакой опасности.

«Любо́вию же, Де́́во, пе́́сни тка́ти спротяже́́нно сложе́́нныя неудо́бно есть» — Спротяже́́нно сложе́́нныя песни — это стройно сложенные гимны, которые трудно составлять, но любо́вию спротяже́́нно сложе́нныя — создаваемые силою любви к Пресвятой Богородице от неудержимого влечения к вдохновенному песнотворчеству.

«Но и, Ма́ти, си́лу, ели́ко есть произволе́́ние, даждь»  — но даруй, о Матерь, (для этого) такую же силу, каково стремление воспевать любовь к Тебе.

Обратим внимание и на те оттенки, которое приобрел задостойник в славянском преложении. Слово безбе́́дное  в выражении безбе́́дное стра́хом воспринимается двояко: не только как «не несущее беды», но и как «не-бедное», то есть богатое. Удивительно, но такая «перемена знака» не противоречит греческому тексту, а лишь по-новому раскрывает его, дополняет: нам более бы пристало любить благоговейное молчание, как исполненное страха Божия, страха пред невыразимым, несказанным, неизглаголанным таинством, но любо́вию мы не можем не стремиться всеми силами души, всем существом пе́́сни тка́ти спротяже́нно сложе́́нныя, хоть это и неудо́бно есть.

И на это пение мы просим у Матери Божией силы, потому что из-за невыразимости воспеваемого, из-за того, что страх требует молчания, а любовь — песни, и совместить это, казалось бы, нельзя. Но произволе́́ние, горячее желание воспеть, не теряя этого спасительного страха, у нас есть, а Матерь Божия сильна помочь нам.

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *